Пётр Великий. Исповедь императора
Часть первая
Петру I Великому (1672–1725),
Царю из династии Романовых,
первому императору Российской Империи,
неутомимому исследователю и реформатору
человеку противоречивому и властному,
жёсткому и зачастую жестокому,
но очень смелому и деятельному,
патриоту Новой России
посвящается…
«Никогда народ не отражался так точно со своими недостатками и своими достоинствами, с высотами и глубинами своего нравственного уровня, со всеми чертами своей физиономии в одной единственной личности, бывшей его представителем в истории. Те скрытые источники ума и души, которые Пётр обнаруживает в эту минуту, то, что он делает, и то, благодаря чему он достигает своего полного развития, Россия будет проявлять изо дня в день, из года в год, на протяжении веков, и она возвеличится так же, как он. Разбитая Турками и Шведами, захваченная Европой, как прежде Азией, она будет раздвигать свои границы за их счёт, расчленит Турцию, Швецию, Польшу и будет диктовать свои законы европейскому континенту, благодаря своей настойчивости. Упорно преследуя свою цель, — недостижимую на первый взгляд, — по избранному ею опасному пути, пользуясь, иногда, неудачными средствами, удваивать, утраивать усилия, учащать удары и терпеливо выжидать часа, — в этом весь её секрет. Всё дело в одной душе, твёрдом металле закалённом веками рабства и искупительного труда. Величие Петра, величие России подготовлено монгольским завоеванием и терпеливым духом московских князей, закалённом на наковальне, о которую разбился молот завоевателя…
Пётр — преобразователь силою, его преобразования носят характер революции, вследствие чего его правление соответствует условиям существования и деятельности, неразрывно связанным во всех странах и во все времена с политическим и социальным положением, определяемым таким образом.
В Петре замечается глубокое сознание того, что составляет основу всякой дисциплины: повиноваться, чтобы самому тебе повиновались, служить, чтобы самому служили. «Я служу». «С тех пор, как на службе» постоянно употребляемые им выражения. И столь же явственной и постоянной была его забота приучить своих подданных к тому же, влить в их представление и души высший идеал, которому он отдавал всю свою жизнь и которому всё должно быть принесено в жертву, требовавший всё и от всех, — идеал, перед которым никто ничего не значил — даже царь!
Пётр действительно был идеалистом в том уголке своей души, который недоступен для случайностей и непоследовательностей его ежедневно меняющегося настроения, он был идеалистом по своему в общем подчинении своей мысли и постоянном самоотречении ради цели, лишённой всякого материализма и непосредственной осязаемости: грандиозного будущего, предназначенного по его мнению, его Родине».
Казимир Валишевский
«Пётр Великий. Воспитание. Личность.»
(перевод с французского)
1911 г.
«Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые жестоки, своенравны, и кажется писаны кнутом. Первые были для вечности, или по крайней мере, для будущего, — вторые вырывались у нетерпеливого самовластного помещика».
Пушкин Александр Сергеевич
«История Петра»
(незавершенный труд)
1834-1836 гг.
«Этот государь обнаруживает свои стремления заботами о подготовке к военному делу и о дисциплине своих войск, об обучении и просвещении своего народа, о привлечении иностранных офицеров и всякого рода способных людей. Этот образ действий и увеличение могущества, которое является самым большим в Европе, делают его грозным для его соседей и возбуждают очень основательную зависть».
Людовик XIV
«Различие взглядов происходило от громадности дела, совершенного Петром, продолжительности влияния этого дела. Чем значительнее какое-нибудь явление, тем более разноречивых взглядов и мнений порождает оно, и тем долее толкуют о нём, чем дольше ощущают на себе его влияние».
С. М. Соловьев
ВВОДНОЕ СЛОВО АВТОРА
Уважаемые читатели! «Пётр Великий. Исповедь императора» – вторая историческая поэма из серии «Победы русского духа». Почему именно Пётр Великий стал объектом моего литературно-исторического внимания? Я постараюсь последовательно рассказать об этом. Во-первых, после написания поэмы «Суворов. Мысли об Отечестве» мне стали интересны темы, прямо или косвенно связанные с судьбой великого полководца. Как известно, его отец — Василий Иванович Суворов являлся крестником Петра I и служил при его дворе. Во-вторых, невозможно было обойти стороной «исторический водораздел» эпох, превращающий Россию из медленно развивающейся, патриархальной, закрытой и непонятной миру страны в ходе преобразований Петра Великого в одну из ведущих мировых Империй. В-третьих, противоречивая личность монарха крайне интересна для литературно-исторического исследования его гения и его пороков, его неутомимой энергии и его системности взглядов на управление огромной державой, смелости его поступков и суждений, огромных свершений в своей стране, которые повлияли на всех и каждого. И, наконец, в-четвёртых, в процессе работы над изучением материалов по данной исторической эпохе, мне встретилась книга А.С.Пушкина «История Петра», которая окончательно утвердила меня в концепции будущей поэмы.
«История Петра» — незавершённый труд А.С.Пушкина. Поэт провел большую подготовительную работу и собирался написать своё произведение «в год или в течение полугода», однако в связи с его кончиной этого не случилось. Значительная часть рукописи была опубликована лишь в 1938 году в советском академическом издании сочинений Пушкина. Причиной стало то, что рукопись была запрещена для печати императором Николаем I.
А.Т.Твардовский в 1958 году выразил так свое мнение о пушкинской «Истории Петра»: «Чудесные тезисы, огромный объём материала, бездна деталей, имён, географии и прочего. Читаю, как будто на неизвестном языке – что понятно, а что непонятно по незнанию, но всё же интересно и удивительно». Образ России, поднятой «на дыбы», характеризует взгляд Пушкина на реформы Петра I. Зная тёмные стороны эпохи правления Петра, которые проявились в его несдержанном характере, самодурстве, пьянстве, массовых казнях, гибели огромного количества людей при строительстве Санкт-Петербурга, в неоднозначности завершения следствия по делу царевича Алексея, заточении в монастырь его первой супруги Евдокии Лопухиной, Пушкин, тем не менее, находится под сильным впечатлением от личности Великого самодержца, сумевшего за период своего правления развить военный Российский флот, основать Санкт-Петербург, выстоять в 21-летней Северной войне со Швецией, перевернуть «с ног на голову» весь уклад жизни в стране, приблизив её к европейской культуре и науке. Положение поэта было непростым, в связи с противоречивостью его отношения к «новой аристократии», порождённой реформами Петра I. При этом самого Петра и его «революцию» Пушкин считал явлением глубоко русским.
Задумка написать «Историю Петра» родилась у поэта еще в 1827 году. Осенью 1831 года в письме П. В. Нащокину Пушкин писал: «Царь (между нами) взял меня в службу, т.е. дал мне жалования и позволил рыться в архивах для составления Истории Петра I. Дай Бог здоровья царю!», и в письме А. Х. Бенкендорфу: «Не смею и не желаю взять на себя звание историографа после незабвенного Карамзина, но могу со временем исполнить давнишнее мое желание написать историю Петра Великого». Многие из окружения относились скептически к задумкам Пушкина и его компетенциям как историка. Н.М.Языков осенью 1833 г. написал историку М. П. Погодину: «У нас был Пушкин. Заметно, что он вторгается в область истории (для стихов ещё бы туда и сюда) – собирается сбирать плоды с поля, на коем он ни зерна не посеял – писать историю Петра, Екатерины I и далее…» Противоречия, бередящие душу поэта, были заключены ещё и в том, что замышлял он свою «Историю Петра» как вольное сочинение, но в связи с поручением царя и жалованием по ведомству Иностранных дел будущий труд стал «заказным» и ставил задачу прославления Царской Династии и утверждения Николая I преемником дел Великого Петра. Пушкин же всегда оставался свободным поэтом, честно прислушивающимся к струнам своей души. Любая ангажированность была ему чужда. В феврале 1833 года на балу у Финкельмонов Николай I сам инициировал разговор с Пушкиным по поводу его работы над произведением, но результатов пока так и не было. Александр Сергеевич собирал материалы по Екатерине II, биографии В.Н.Татищева, А.В.Суворова, Г.А.Потёмкина, что являло грандиозность его замыслов по истории XVIII века. Осенью 1833 года В.И.Даль написал о словах Пушкина, относительно «Истории Петра»: «Я еще не смог доселе постичь и обнять вдруг умом этого исполина: он слишком огромен для нас, близоруких, и мы стоим еще к нему близко, — надо отодвинуться на два века, — но постигаю это чувством, чем более его изучаю, тем более изумление и подобострастие лишают меня средств мыслить и судить свободно».
Нападки цензуры и критиков, денежные хлопоты, несовпадение свободолюбивых взглядов с заказом царя расстраивали поэта. В 1834-1835 гг. Пушкин понял, что для кропотливой работы в архивах над «Историей Петра» нужны долгие годы. Тем не менее, Александр Сергеевич активно работал с 20-томником И.И.Голикова «Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя России», который явился сводом источников и основой хронологической последовательности событий для будущего труда поэта. В июне 1834 года он пишет своей жене: «Зависимость, которую налагаем на себя из честолюбия или нужды, унижает нас. Теперь они смотрят на меня, как на холопа, с которым можно поступать как угодно. Опала легче презрения… виноват я из добродушия, коим переполнен до глупости, несмотря на опыты жизни…»
В связи с тем, что А.С.Пушкин был человеком духовным, его душа должна была неизбежно страдать от нравственных падений, которые он наблюдал в фактах жизни и деятельности Петра I. В последние годы своей жизни поэт скорее всего уже был уверен в том, что «История Петра» в том виде, в котором её ожидал венценосный заказчик, не будет написана. Есть много свидетельств того, что Пушкин в середине 30-х годов избегал светских раутов и не жаловал балы в Зимнем и Аничковом дворцах, был несдержан и сильно нервничал. Тем не менее, в письме к П.Я.Чаадаеву 19 октября 1836 года поэт написал: «А Пётр Великий, который один есть целая всемирная история!» В известном «дипломе» от 04 ноября 1836 года, полученном им, он был назван «рогоносцем» и «историографом ордена» рогоносцев, что наносило удар и по чести семьи поэта, и по достоинству Пушкина-историка. 23 ноября того же года Александр Сергеевич беседовал с Николаем I и получил поддержку императора, однако после встречи был мрачен и раздосадован. «История Петра» явилась путами, связывающими свободомыслие поэта. В начале января 1837 года лицеисту Д. Е. Келлеру Пушкин говорил: «Хочу составить себе идею обо всем труде, потом напишу историю Петра в год или в течение полугода и стану исправлять по документам», и далее: «Эта работа убийственная… если бы я наперёд знал, я бы не взялся за неё». А.Н.Вульф рассказывал: «Перед дуэлью Пушкин не искал смерти, напротив, надеясь застрелить Дантеса, поэт располагал поплатиться за это лишь новою ссылкою в Михайловское, куда возьмёт он и жену, и там-то, на свободе предполагает заняться составлением истории Петра Великого». После смерти поэта императору в числе прочего были доставлены конспекты Пушкина по «Истории Петра». Прочитав их, Николай I сказал: «Сия рукопись издана быть не может по причине неприличных выражений на счет Петра Великого». В 1840 году В.А.Жуковский предпринял попытку публикации конспектов Пушкина, но, уже после того, как цензоры «приложили руку» к сочинениям поэта, рукопись была сильно искажена. Некоторые фрагменты измененных материалов удалось напечатать П.И.Анненкову. В 1917 году тетради с конспектами «Истории Петра» были найдены на чердаке усадьбы Гончаровых в городе Лопасня (ныне г.Чехов). Часть рукописи была напечатана в 1930 году издательством «Красная новь», а в 1938 году, как уже говорилось, «История Петра» была издана в собрании сочинений А.С.Пушкина. При исследовании учёных выяснилось, что материалы поэта по «Истории Петра» на одну треть лексически наполнены самим Пушкиным, а значит, принадлежат его перу и не являются простым конспективным переписыванием «Деяний…» И.И.Голикова.
Всё вышеизложенное меня сильно заинтересовало. Таинственность труда, начатого, но незаконченного Александром Сергеевичем, и возможность выразить своё отношение к Великому реформатору России вдохновили меня на кропотливый труд, задачей которого в первую очередь и главным образом для меня стало донести до читателей отрывки из «Истории Петра», начатой А.С.Пушкиным. Естественно, я планировал написать поэтическую историю Петра Великого, но с обширными историческими сносками на источники, главным из которых и опорой всего моего произведения стала «История Петра», вышедшая в книге издательства «Языки русской культуры» РАН в 2000 г. Также художественной основой для будущей поэмы стали произведения: «Созерцание краткое лет 7190, 91 и 92 в них же что содеяся во гражданстве» С. А.(Сильвестра) Медведева, «Записки» И. А. Желябужского, «Публичные чтения о Петре Великом» С.М. Соловьева, «Пётр Великий. Воспитание и личность» К.Ф. Валишевского и другие. Я задумал сделать поэму с разным размером повествовательных строф и строф прямой речи. В конце каждой строфы прямой речи Петра I я разместил одну нерифмованную строку, чтобы подчеркнуть, что в словах и делах Петра — система, по его воле происходящая, порою найденная по наитию, разрушающая устои, но создающая нечто новое, смелое. Всё это замыслил я для того, чтобы подчеркнуть противоречивость фигуры главного героя, парадоксальность его деяний, не вписывающихся в привычные принятые обществом рамки. Поэма наполнена молитвами Петра в прозе, с которыми он обращается к Богу. Часть исторических сносок напоминает читателям русский язык времён его правления, чтобы еще раз услышать и полюбоваться знакомыми устаревшими словами, применяемыми три столетия назад. Изучая материал, я погружался в мир неутомимого творца, исследователя, царя-плотника, человека, желающего постигать все новое своим опытом, желающего правды, непримиримого к изменам, но осознанного грешника, веселящегося вопреки, упорного в достижении своих целей, умелого военачальника, человека с широтой русской души, возвышающего простолюдинов за благие дела и казнящего изменников любых рангов, человека нервного с горящими глазами, бунтаря по духу, влюбчивого, системного и уважающего законы, созданные здравым смыслом и пользой делу, человека, отдававшего всего себя мечте жизни – процветанию новой, гордо поднявшей голову православной Российской Империи.
Поэма создавалась мной около 9 месяцев и потом год лежала на полке в ожидании редактирования. Я прекрасно понимал, что текст поэмы достаточно сложный, что рваная поэтика не добавляет произведению лаконичности и что, наверное, она требует значительной доработки. Но также я понимал, что на всё – воля Бога, и сглаживать «колючие», неудобные места в поэме было бы, возможно, неправильной стратегией по отношению к этой великой личности, соединяющей в себе созидательную мощь, но при этом и заряд разрушающей силы.
«На троне вечный был работник». Именно это качество, точно подмеченное Пушкиным, характеризует Петра, как неутомимого созидательного творца. С раннего утра и до позднего вечера трудился он на поприще создания своей мечты – сильной и процветающей России. Постоянно учился сам, и заставлял совершенствоваться своих сподвижников, помогающих в осуществлении смелых реформ, дабы преодолеть «неискусство наше во всех делах», служа потомкам блистательным примером трудолюбия. Пётр ясно понимал, что только постоянной учёбой и «непомерными трудами» можно вывести Отечество «из непроходимого мрака невежества к свету». Известный русский ученый-историк Е.Ф. Шмурло (1854-1934) писал: «Пётр весь был жизнь: про него нельзя сказать, чтобы он когда-нибудь остановился в своем развитии. Он всегда совершенствовался, и его горизонты, понимание государственных нужд всегда росли, умственно мужали. Это совершенствование, эту жажду духовного роста он хотел вдохнуть и в ту Россию, которой так беззаветно отдал свои силы». Пётр осознанно закладывал правовую основу жизнедеятельности Новой России. За период своего правления он издал более 4000 государственных указов, которые задали чёткую систему государственного развития.
Пётр I задал мощный импульс и явил основу нашей русской «Науки побеждать», которую позже сформулировал А.В.Суворов, опираясь на петровский воинский устав. Исходя из военных реформ Петра I, для «счастливых викторий» были необходимы следующие факторы – вера в Бога, любовь к Отечеству, служение «общему благу» и государству, наращивание финансовой мощи страны, «прямое регулярное войско», праведные цели, обученный офицерский состав, современное вооружение и сила русского духа. В совокупности это дало его армии и флоту большие преимущества перед противниками. Пётр научил Россию побеждать. В последующей борьбе с турками, немцами и французами расцвело национальное военное искусство, появились выдающиеся полководцы и флотоводцы, которые стали настоящими героями земли русской и позволили нашей державе одерживать великие победы в сражениях. Выдающийся военный ученый-историк, профессор, генерал-лейтенант Н.Н.Головин (1875-1944) писал: «Российская армия, несомненно, должна использовать все хорошее и светлое из нашего Великого Прошлого. Она не может отказаться от того духовного капитала, который завещан нам Петром Великим и Суворовым. Только при соблюдении этого условия она достигнет уровня действительно мощной боевой силы. Душа армии выковывается на протяжении веков».
Через деяния Петра Великого я отчетливо понял и утвердился в своей мысли о сложности судеб деятельных правителей России. Но пройдут века, и явятся всем дела их, как красивейший град Санкт-Петербург или флот российский, которые были созданы по инициативе и при собственном участии нашего соотечественника из рода Романовых, Великого патриота Земли Русской, императора России Петра I Великого.
«20» июля 2015 г.
ВВЕДЕНИЕ
Рассказать – вряд ли кто-то поверит!
Вам решать — верить мне или нет.
Отворим же волшебные двери,
Чтоб раскрыть этой тайны секрет!
Всё случилось прошедшей зимою.
Мой сегодняшний долгий рассказ
Про то чудо, что было со мною,
Удивит без сомнения Вас.
С ранних лет уходящего детства
Я историю сердцем любил:
Для досуга отменное средство
Для себя с увлеченьем открыл.
Про известные битвы, про славу
Я часами читал до утра,
Про героев Российской Державы
И про флот молодого Петра,
Про сраженье под Нарвой с печалью,
Как в метель русских строй отступал,
Под Полтавой как лошади мчали,
И как Карл с поля боя бежал.
Та эпоха любимою стала!
С другом нам поручили доклад,
Чтоб на конкурсе школьном звучало,
Что в России три века назад
Под Петра самовластной рукою
Совершалось. Час ночи настал.
Мы читали взахлеб, беспокоясь,
Чтоб к утру нам сверстать материал.
Не заметив как, вскоре заснули.
Вспоминаю – мурашки бегут!
К тайне времени мы прикоснулись
И прошли незабвенный маршрут!
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
***
В забытьи и в иллюзии чудной
Путешествуем ночью порой.
Кто-то манит во сне беспробудном
Нас в таинственной дымке игрой
Иль историей древней, забытой.
Вдруг знакомая чья-то рука
Сквозь туннель, светом ярким залитый,
Нас проводит легко чрез века.
За окном вьюга вновь закрутила.
Волшебством все объяло вокруг!
Подняло нас и переместило
В град Петра — молодой Петербург.
Ощутил, будто всё мне известно -
Зданий контуры дали понять
Географию точную места,
И заставили факты принять.
Брег Невы, рядом — Адмиралтейство:
Всё сковало вокруг белым льдом.
Верфь большая была по соседству,
В бревнах стапель, внутри с кораблем.
Низкий храм деревянный со шпилем.
Внутрь зашли. Свет от тусклых свечей…
Холод тотчас они растопили
Зимних северных долгих ночей.
Скрип полов, от свечей в окнах блики.
Ладан с дрёмой окутали нас.
В главном зале блестел многоликий,
В три ряда сбитый иконостас.
Пред иконой, к нам стоя спиною,
Чуть всем телом вперед наклонясь,
Положив руку на аналое,
Незнакомец молился, крестясь.
Был высоким, немного сутулым
Церкви этот полуночный гость.
Плащ повесил на спинке у стула,
Прислонив рядом длинную трость.
Чтоб никто из нас не шелохнулся
Затаились, слов не говоря.
Вдруг на миг гость назад обернулся –
Мы в нём сразу узнали Царя!
Пётр худым и прогонистым телом
Застил лики икон на стене.
Эхом гулким, но властно и смело
Прозвучали слова в тишине:
—Сегодня, Отче, пред тобою
Здесь с покаянием своим,
Но всё же с гордой головою -
Я, как всегда, неутомим!
Смешно, но верно я волнуюсь,
Каким-то страхам повинуясь.
Смешно, коль не было бы грустно!
Горит душа, и в ней не пусто,
Я многое хочу сказать!
Но, Господи, кому Россию?
Растащат крысы по углам,
Подавятся своим бессильем,
Разрушат строящийся храм!
И Катя справится едва ли!
Они же с Монсом и не ждали,
Что закручу я всё всерьёз!
Кому? Вот главный мой вопрос!
Здесь все свои имеют виды!
Что ж, сколь я сделал, мало? Мало!
Но мне не должно отдохнуть!
И если б всё начать сначала,
Прошёл бы верно тот же путь
Опять! Для милой мне Отчизны
Я не жалел нисколько жизни,
Чтоб Родина моя цвела,
И чтоб великие дела
В её пределах бы творились!
Засуетились сразу черти –
Почуял я – уж мудрый волк.
Желают мне скорейшей смерти,
Пришлось мне взять и это в толк.
Сие как будто не понятно,
Я по глазам увидел внятно,
Что вскорь готовят мне они,
И счёт как видно уж на дни.
Ну что же, поживём – увидим!
Хочу побыть в уединении:
Лишь только, Отче, Ты и я.
Пока готовят «искупление»
Мои давнишние «друзья»,
И жёнушка-императрица
Уж после казни как боится,
И мысль, я чувствую, ведёт
Её с волнением вперёд
К самодержавной скорой власти!
Пусть ищут! Я хотел уйти,
Как раз, чтоб в ночь на воскресение.
Ты, Отче, всё ж меня прости
Сейчас за эти откровения.
Мне не с кем ныне говорить,
И я хочу Тебе открыть
Всё, что меня сегодня гложет
И душу что мою тревожит –
Живых воспоминаний след.
***
—То ль игры злого провидения?
Но в месяц раз, пока живу,
Ночные страшные видения
Мне были будто наяву.
С давно ушедших юных лет
Кровавой поступью рассвет
Ко мне приходит постоянно,
Порой негаданно, незвано,
Напоминая жуткий день.
Май. Рядом с матушкою сели
Четой у красного крыльца.
Внутри покоев мы узрели
С оружьем первого стрельца.
За ним уж ворвались другие:
Все с бердышами, лица злые,
Лишь об измене говорят:
«Где есть Петров, мол, старший брат?
Мы слышали: его убили!»
В покои с криком побежали,
Чтоб суд кровавый учинить,
Кого-то насмерть побивали.
Не в силах был остановить
Никто их в этот день весенний,
И жертвам не было спасения!
Матвеева с крыльца стянули
И тут же пиками проткнули!
Лишь возглас: «Господи, прости!»
Других бояр всех с ног валили,
На пики взяли, понесли,
И бердышами зарубили
Хрипящих кровью у земли!
Я помню: разыгралась драма,
Стрельцы вершили суд упрямо.
Всё было на моих глазах,
И мать в смятенье и слезах
Меня удерживала крепко!
Помимо страха, гнев бездонный
Уж начинал во мне вскипать!
В тот миг не думал о короне,
Лишь беспокоился за мать,
И жалко было мне убитых.
Мной эти чувства не забыты,
Хоть в ту весну был очень мал,
Но многое уж понимал:
Жестокость и обман при власти!
Бывало, что рыдал ночами,
Уткнувшись в мягкую перину,
Когда стрельцы, став палачами,
Убили множество невинных!
Как казни довелось увидеть,
В душе я начал ненавидеть
Москвы вельможной страшный град:
Сплетение храмов и палат
И красную от крови площадь!
Престол делили мы с Иваном,
Над нами — Софья. Но стрельцы
Возвысились с коварным планом,
Задрали вверх свои носы.
Вот ненасытная порода!
Посеяв смуту средь народа,
В Москве хозяевами стали,
Бесчинствами людей стращали!
Хованский главным был средь них.
Мы жили в Троице, в походе.
Изменник вскоре был казнён.
Стрельцы, узнав о том исходе,
В столице сделали кордон.
С двором на месте мы остались.
Стрельцы за жизни испугались,
Поняв, что близок смертный час –
Просили милости у нас
И в челобитной повинились.
Эх, память наша совершает
Полёт, и мы летим за ней,
Легко пред нами воскрешает
Дела давно минувших дней!
Как ныне помню: Пресбург строю,
Командую солдатским строем.
В Преображенском как полки
Ту крепость брали у реки
Под звуки дроби барабанной!
Как ездил в Слободу к Лефорту,
Чтоб что-то новое узнать,
Чтоб убежать скорей, хоть к чёрту,
Не видеть эту нашу «знать»!
От мерзости боярских брад –
Вот, тож мне, этот машкерад
Из сонных лицемерных рыл!
Сие с тех пор не позабыл,
Тошнит меня, синклит тот вспомнив!
Бежал в ту пору я от дел,
Искал свое предназначение,
Ни час на месте не сидел,
А шёл в бурлящие течения!
Толь было дело – Слобода!
Видать, я чуял уж тогда
Европы близкое дыхание
В моменты наших возлияний.
Эх, молодость и Бахус-друг!
Я помню сладость тех утех,
Инстинктам вечным повинуясь.
Но, как приятен этот грех!
О, Боже! Как юнец волнуюсь!
И нежный трепет юной девы,
Амуров сладкие напевы,
Объятия летней тёплой ночи
И полны страсти её очи
Доднесь передо мной стоят…
Нельзя, нельзя, минуя чувства,
Бежать от пламенной любви
На грани смелого беспутства,
Чтоб до бурления в крови!
Куда девать свой темперамент,
Ужели только на пергамент
Законотворческих основ?
Хватает всяческих оков
Итак для мужеского полу!
На Дуньке, помню, как женили
В шестнадцать с половиной лет,
Как мы с ней в спальне брагу пили.
Любил её? Конечно, нет!
Сие угодно маме было.
И Дунька, вряд ли-то, любила –
Так, с родом род соединить,
Чтоб не спеша детей плодить -
Прямых наследников для трона.
Но поначалу сносно жили,
Мой сын родился через год.
Дела семейные томили,
Мешали двигаться вперёд.
Я часто ездил в Слободу,
Благоволил я лишь труду
Да набранным войскам потешным,
И в этом был зело успешным!
В тот год я сильно возмужал.
Как с Алексашкой мы сдружились.
Он правою рукой мне стал.
Дела различные вершились
Моих задуманных начал.
Всегда нуждался в людях верных,
Не столь в баталиях галерных –
Чтоб не предали, улыбаясь,
Но, впрочем, услужить стараясь,
Как Софья – старшая сестра.
Когда же Федьки злая стая,
В Преображенском схоронясь,
Меня тихонько поджидая,
Чтоб хладнокровно, не боясь,
Убить, я слуг тот час же поднял
И ускакал в одном исподнем
В защиту Троицы святой,
И там остался на постой.
Полки ж звал в скорую защиту.
Я понял: жёстким надо быть,
Большим терпением запасаться.
Те, кто имеет лисью прыть,
Помогут с жизнью вмиг расстаться!
Змея со злом шипит всегда,
Когда приходит к ней беда.
Что ж Софье мирно не жилось?
Ну вот и ей отозвалось –
Попала мне она в немилость!
Как просто всё у них, ей Богу!
Сначала норовят убить,
А после сбор ведут в дорогу,
Идут прощения просить.
Вот верх людского лицемерья!
Когда растоптано доверие,
Добру не место в этот час!
И я не слышу Божий глас,
Когда вокруг бушуют страсти!
Голицыных сослал далече,
Сестрицу – в ближний монастырь.
Я распрямил свободно плечи,
Стал будто русский богатырь!
Почувствовал в себе я силу,
Убрав изменников постылых!
Когда в Москву с полками шёл,
Чтоб вновь занять мне свой престол,
Стрельцы лежали вдоль дороги.
Жестокость, чуял я, росла
В моей душе холодным светом
И постепенно расцвела
В ретивом сердце несогретом.
Легко через людей шагая,
Я, власть всё больше примеряя,
Заложником той власти стал,
Но в полный рост в ту пору встал
И начал самолично править!
Где научиться милосердию?
Они: то каются, то – нет.
Всю жизнь я проявлял усердие!
Когда мне было десять лет,
То двор уже прощал стрельцов.
Да сколько уж в конце концов
Они бесчинства будут править?!
Искал пути, как их направить
На верность своему Царю.
Авторитетов не любил,
И спорил даже с Патриархом.
Полезным измененьем жил,
Чтоб старое пошло бы прахом,
А новому – и новый путь!
Ну, почему бы не дерзнуть?
Взять и построить новый мир,
А после пригласить на пир
К нам в гости старую Европу!
Тогда совсем не чтил традиций,
Меня лишь свежий ветер звал,
Привык в поту лица трудиться.
Устои сам я создавал!
В России, коли не бунтарь
По духу наш законный Царь,
То всё вокруг заплесневеет,
И дело быстро захиреет –
Безвластие будет, а не власть!
Я так по жизни разумею:
В работе надобно гореть,
Не ждать, мол, «это не умею»,
А браться и легко суметь!
Но, впрочем, сумасшедших мало.
Людей же многих жизнь сломала,
Кто у жены под каблуком,
Кто оставляет на потом
Любые трудные задачи.
Нас с Дуней что-то разминуло
В ту пору. Так тому и быть!
А к Анне всякий раз тянуло:
Её не смог я позабыть!
Что ж, я любил её за ласку,
За встречи, что подобно сказке,
В меня вселяли уйму сил.
Я верно счастлив с нею был
Тогда в начале бурной жизни.
Меня же часто ветер смелый
В походы дальние водил,
Я, не боясь любого дела,
Один страной руководил.
Архангельск и Переяславль…
Я не гонялся сам за славой,
А каждый день пахал, как вол,
Но всё ж к заветной цели шёл
Уже я взрослым твердым шагом!
***
—Россия! Прадедов наследие!
Какая мощь! Какая стать!
Своей страны великолепие
Всем сердцем начал понимать!
Торговли быстрой не хватало,
В то время было крайне мало
Морских налаженных путей,
И не было купцам статей,
Чтоб морем торговать с Европой.
Я с малых лет мечтал о море
В потоке сумасшедших дней,
Летящем флоте на просторе,
О мачтах русских кораблей,
О том, чтоб русский флот отныне
Пусть был бы славен на чужбине,
Чтоб узнавал любой моряк
Святой Андреевский наш стяг
И русский Триколор тем паче!
Мы в первый наш поход к Азову
Без флота вышли. Дали бой,
Но проиграли. Видно, снова
Нам уготовано судьбой
С турецким флотом вскоре биться.
В год надлежало уложиться
В Воронеже нам флот построить.
Задача сложная, не скрою!
Но справились и с ней. Виват!
Я сам, презрев дела другие,
В те дни на верфях пропадал.
Чтоб сделать в срок суда морские,
Я иноземцев нанимал.
Жил то на верфях, то в столице,
Не уставал в поту трудиться.
Чтоб флот весной спустить на воду,
Я спуску не давал народу -
Сам всю работу проверял.
И вскоре двадцать три галеры
С обширной верфи на Дону,
Два галеаса и брандеры,
Идя с командой в ту весну,
Два корабля военных новых
Спустились по реке к Азову,
И битва вскоре началась.
Обеих армий кровь лилась!
Сам я сражался бомбардиром.
Викторию в боях добыли
Осадой долгой с двух сторон:
Казаки с Дона пособили,
С пехотой — Шеин и Гордон,
А с моря поддержал нас флот
И мой надёжный друг Лефорт –
Наш первый русский адмирал!
Вот кого чтил и уважал
За ум, терпение и смелость!
То был триумф! Я приказал
Меж Доном и широкой Волгой
Начать сооружать канал,
А сам собрался в путь я долгий -
Ремёсла, разные науки
Постичь для дела, не от скуки.
Покамест буду я вдали
От русской Матушки-Земли,
Указ дал новый флот построить!
Господи, помоги сохранить и преумножить флот российский, созданный с моего повеления и трудами, потом и кровью всего народа русскаго, и чтобы от Азова и Гангута началась в веках истинная слава русских храбрых моряков, мудрых адмиралов и кораблей Великой державы Российской.
Мой мозг кипел от созиданий!
Но я отлично понимал:
Мне верно не хватало знаний,
Чтоб крепко удержать штурвал.
Начать реформы разом надо!
А без наук известных взгляда
Я вряд ли за короткий срок
Смогу осуществить рывок
В делах, по счастью Богом данных.
Заставить ленных поработать,
Где застоялось, всколыхнуть!
От дел чтоб в головах – заботы,
А не желание отдохнуть!
У нас возьми любого брата:
Боярина, купца, солдата –
В России до сих пор пока
Не получалось без пинка!
Мечтал сие законом править!
Пётр вдруг схватился резко за живот
И с рёвом зверя скорчился от боли,
Согнулся и подался весь вперёд:
—А-а-а-а-а, это снова приступ что ли?
О, Господи, ну как же нелегко!
Внутри как будто адов пламень!
Засел, уж верно, очень глубоко
Этот проклятый мучающий камень!
Сейчас отпустит. Это – как вчера,
Когда промучился я с ночи до утра.
Ну, вот уж легче. Как заговорённый:
Без боли будто заново рождённый!
Да, старость клонит, но не сломлен дух!
Посольство знатное я справил
Искать союзников в войне,
А Ромодановского ставил
Руководить в своей стране.
Всем как Михайлов представлялся,
На верфях лично обучался.
Архитектуру кораблей
Хотел постичь я поскорей,
И нужных множество ремесел.
В Саардаме спал в коморке сидя,
Пахал со всеми наравне!
Труд плотника простого видя,
Я им доволен был вполне,
И с инструментом обходиться
Пришлось мне быстро научиться.
С матросами я пил и ел,
И скоро уж поднаторел
В искусном деле корабельном.
Я мыслю: в простоте есть сила!
Вся роскошь превратится в прах!
Не заберёшь ее в могилу,
Дела ж останутся в веках!
Я жил, деяния умножая,
Не для себя – для Родины стяжая
Величие посредством Божьей силы -
Земле, когда-то названной Россией!
И пусть Отчизна славится вовек!
Господи, помоги продолжить дело моё, сделать Россию великой мировой державою, а людей русских укрепить в мыслях быть истинными поборниками трудолюбия и наук разнообразных, дабы больше приносить пользы Отечеству своему.
***
—Я пробыл в Англии и Вене
Полгода. Но в конце концов
В Москву помчал без промедлений:
Опять в России бунт стрельцов!
Заехал в Польшу по дороге.
Но сколько ж горькие уроки
Должны учить который раз
Склоненных к смуте в скорбный час,
А неких доводить до смерти?
Я истинно не понимаю:
Конечно, всем не будешь мил!
Но, Господи, к Тебе внимаю -
Я созидал, но не вредил!
Хотел я многое исправить
И свой народ быстрей направить
К наукам, к знаниям, к развитию,
Чтоб прекратить жить по наитию:
Куда кривая повернёт.
Ей Богу, я лишь защищаясь,
В тот месяц утопал в крови:
Тому, кто предавал, не каясь,
Сам лично головы рубил!
И снова старшая сестрица!
Эх, как хотелось стать царицей!
Теперь же Софья из окон
Смотрела под церковный звон
На верноподданные лица…
А можно ль по-другому было?
Всегда я чуял, что нельзя!
Смутьянов как смирить постылых,
Коль даже предают друзья?
Ну, а врагов всегда хватает!
И племя новых вырастает,
И эти снова предают,
Потом опять челами бьют:
«Помилуй, Государь-Владыка!»
Два мира разных: тот и этот!
За этот мир я крест свой нёс!
Никто мне не давал ответа
На мной поставленный вопрос:
Когда поднимется Россия,
Когда Державой будет сильной,
Чтоб словом «русский» мы гордились,
Чтоб все по чести бы трудились?
Я брался строить Новый мир!
Всю жизнь я не любил вранья!
Зачем никчемные старания?
Когда в Москву приехал я,
Направился скорее к Анне,
А после уж к жене и сыну.
О, Господи! Да, я ж – мужчина!
Не мог в обидах утопать,
И каждый день себе я врать!
Решил: довольно лицемерия!
Закон — церковная печать?!
А без Любви жить не безбожно?!
Живые души Богом заточать -
Так лучше? Разве так-то можно?
Отвык, и не тянуло к ней -
В отъезде столько долгих дней,
Лишь понимал: растёт наследник,
Всех царских дел моих преемник.
Я Дуне постриг предложил.
Щемила совесть? Власть убила
Сентиментальные ростки!
В то время кровь моя бурлила,
Жалеть мне было не с руки!
Россию ставил «на дыбы»:
Не важно: «знать» или «рабы» –
Кто под руку мне попадал
В горячке, часто пропадал
По строгости монаршей воли!»
Тихонько стоя в полутемной нише,
Чтоб, не дай Бог, Царю не помешать,
Чтоб не увидел нас и даже не услышал,
Мы обратились в слух и продолжали ждать
Его волнующего красками рассказа,
В котором правда нас с собой вела,
Эмоций искренних в произнесенных фразах,
Чтоб вновь история России ожила.
Пётр отошёл, смахнув испарину рукою,
К окну, в котором отражалася свеча,
А после медленно, восшедши к аналою,
Продолжил исповедь, молитвенно шепча:
—Я — грешен, Господи! Всё знаю!
Не будем мы смотреть назад!
Я не открою двери рая,
А попаду, конечно, в ад!
Но, знай: я был в своей борьбе
России верен и Тебе!
Но всё ж жестко истреблял
Того, кто смело изменял
Отчизне супротив законам!
Не все ль грешны на свете этом?
Все и всегда! В любом году!
Цари ж любым своим ответом
Перед народом на виду:
Что делаешь, с кем спишь, иное,
Всегда открытый пред страною.
Ну, уж а если, что не так,
То заклюет любой дурак!
Со мной не на того напали!
Я знаю: кличут сумасброды
Даже Антихристом меня –
Такая вот «любовь» народа
Была, не проходило дня!
Уж сколько раз убить пытались,
Но как бы рьяно ни старались,
Зачем-то Бог меня сберёг.
Не уж-то для того, чтоб смог
Построить Новую Россию?
Спасибо, Отче, за доверие!
Его старался оправдать.
Вся сила – в действии и вере!
Тебе я почести отдать
Пришёл сегодня на свидание
Не для никчемных оправданий,
А токмо правду всю, как есть,
Хотел я до Тебя донесть –
Всё, что на сердце накипело.
Господи, сохрани всех правителей России, которые будут после меня от отцеубийства и братоубийства, и от лютой вражды между сродниками, ибо жажда власти, на крови полученной, не даст покоя мятущимся душам, в то время, как необходимо будет тщиться денно и нощно о судьбе нашего Отечества. И прости меня, Господи, за убийства, совершённые мною и по моим указам, ибо ведаешь ты, что учинял их токмо над изменниками и ворами Отечества нашего.
Друзей не много нам дается
В наш быстротечный жёсткий век.
Когда надежный друг найдется,
Сильнее вдвое человек!
Франц был моим идейным другом,
Но он не справился с недугом
И умер. Я ж один остался,
Когда в нем более нуждался,
В поддержке дружеской руки.
Прошу, Отец, прости сейчас
За откровенность! Дело – к ночи.
Ещё немного! Может, час -
Они спохватятся. Мы скоро уж закончим.
Вдруг как-то вспомнилось всё живо,
И мысль летит неудержимо:
И в здравии кто уж почил,
Дела все те, что завершил,
Встают опять в своем начале…
Я весь в заботы погрузился,
Готовясь к Северной войне,
Сильнее прежнего трудился,
Сие не в тягость было мне.
Я сам подписывал указы
Для исполнения в приказах.
Москва же стала мне мала!
Идея в голове жила,
Маня каким-то дивным светом…
Мечтал я сбросить те оковы
И грезил строить город свой:
На море, как в Европе, новый!
Поклялся, что пока живой,
Я каждый божий день, стараясь,
К заветной цели приближаясь,
Сам лично буду землю рыть,
Чтоб свой прожект осуществить
На благо своего народа!
На рубеже веков из дрёмы,
Стряхнув с себя никчемный тлен,
Россия мощно, неуёмно
Вставала гордая с колен!
Я – русский царь, мне данной властью,
Проводником к благому счастью
Свою страну решил вести,
Преград не видя на пути,
Задав отсчёт эпохи новой!
Декабрь 2013 г.- Январь 2014 г.
Часть вторая
***
История, в тебе ответов много,
Для настоящего – полезнейшая суть,
Чтобы душа младая выбрала дорогу,
Делами прошлых лет свой освещённый путь!
Царь вышел. Дверь тихонько затворилась,
Сверчком протяжным где-то скрипнула стена,
И в церкви ладанным туманом растворилась,
Повиснув в воздухе, немая тишина…
До нас донёсся табака дымок знакомый
И царский возглас: «Эх, морозец! Хорошо!»
Своею исповедью в эту ночь ведомый
Пётр, покурив немного, в главный зал зашёл
И громко начал: «Шведы били,
Под Нарвой дали нам под дых!
Зимой позорно отступили,
Прибавилось волос седых,
Когда пленённых генералов
Судьба по землям разбросала.
Карл – чёртов выскочка-юнец,
Меня расстроил он в конец
Своею выходкой, ей Богу!
Тогда потери закалили,
И под суровый вой пурги
Мы пушки с колоколов лили,
Чтоб Карлу возвернуть долги!
Ради победы долгожданной
Указ подписан, свыше данный.
Войне и церковь привнесла,
Отдав на медь колокола –
Посильную для дела лепту.
Я мыслю: церковь — учреждение,
Всего лишь часть в большом дому.
И если нужно вспоможение
России, и с него возьму!
Тем более, когда война,
И вся великая страна
Воспряла для отпоры шведу,
Чтоб вырвать у него победу!
От всех участья ожидал!
Виктория – заслуга многих:
И полководцев, и солдат!
Не видя рангов их, дороги
В глаза с тревогою глядят.
В них страх погибнуть обнажая,
Но крепость духа уважая,
Война всем ранг присвоит свой:
Кто воин – трус или герой!
Для многих, правда, лишь посмертно…
Борис Петрович погулял
Тогда по их лифляндским землям!
Он мызы жёг и разорял:
Был путь пощады неприемлем!
Под Валмером и Эрестфером
Фельдмаршал мой в своей манере:
Обширный натиск, плотный бой!
Он вёл в атаку за собой –
Бежали воины Шлиппенбаха!
Мы к Ноттебургу подступили,
Отбив на Выборг шведский флот.
Осадой дух врага сломили,
И мощно двинулись вперёд
В проломы! Кровь зело лилась!
Но крепость вскоре нам сдалась.
Позволил выйти гарнизону:
Душить их не было резону.
Сам я всецело ликовал!
Сей Шлиссельбург, как ключ Балтийский,
Нас силой духа воскресил,
Узрев маршрут дороги близкой
К Нейшанцу. В море путь открыл
Орешек этот, став компасом
Фрегатам русским и баркасам!
Мы всё же эту пядь земли
В Россию возвернуть смогли,
Потерянную в прошлом веке!
Затем венец моих стремлений,
Всей жизни главную мечту:
Из пустоты болот, из тени
Явил я миру высоту –
Мой град, в большой Любви рожденный,
Санкт-Петербургом наречённый!
Сей град – мой преданнейший сын!
С ним дожил вместе до седин.
Лишь он один мне свято верен!
О, как же я люблю творить!
В процессе дивном созидания
Я замечал от Бога нить,
Что помощью была в стараниях.
Напротив же большой земли
У Котлина, прям на мели,
Решил, что гавань обустрою
И крепость, сей форпост открою -
Стоянку русских кораблей!
Дерпт взяли. Я вошел во вкус!
А после осадили Нарву.
Война сильней семейных уз,
Для славы мужеской приправа!
Но если б Горн быстрее сдался,
То не таким бы оказался
Печальный результат потерь.
Но, что уж говорить теперь:
Что было, то уж не исправить.
Господи, помогай во все будущие лета сохранять целостность земель наших, ну а коли займём земли иные в честных баталиях, расширяя границы державы нашей во благо будущих поколений народа русского, то помогай и их сохранить, давая славные имена новым землям российским.
Мне Анны давняя измена
Открылась. Бурным был разрыв!
Искал недолго ей замену,
Гнев и досаду победив.
Хотя любил её. Но полно!
Ушедшее смывают волны,
Сражения, время, паруса
И женщины, что небеса
Дают иль выбираем сами.
Что ж, выбрал сам в веселья час
Служанку я у Алексашки -
Для мужеских утех, на раз, -
Такую дивную милашку.
За ночь дукат ей утром дал.
У друга ж девушку забрал –
Зело была умела в ласке:
Грудь, бёдра, озорные глазки –
Тогда уж было всё при ней.
Но мыслю: что же есть падение?
Блуд – малый грех, сам по себе.
А грех большой — души растление
И проигрыш в иной борьбе.
Мужчина тоже ниспадает,
Когда идет и покупает
Любви продажной, но бездушной
И чаще всё же равнодушной,
Такой доступный спелый плод.
Я зимовал в Преображенском
Уж вместе с Катею своей.
Она – всегда в заботах женских.
Мне ж верно не хватало дней,
Чтоб все дела к весне поправить,
Депеши нужные направить,
Налоги в целости собрать
И свежую готовить рать
Для встречи с ненавистным шведом.
Указы, письма, чертежи,
Поездки, верфи, казни, стройки…
Как в кипятке бурлила жизнь –
Я Новую Россию строил!
Что ж, молод был ещё тогда!
Младые быстрые года
Меня нисколь не тяготили,
Я весь был преисполнен силы –
Как вихрь носился по стране!
Свои мне в спину воевали:
Ну что же с бунтарей возьмёшь?
В Уфе башкирцы бунт подняли,
А после в Астрахани — тож!
Вершил десятки дел я разом,
Лишь успевал давать указы!
Митава, Рига, Полоцк, Гродня!
Был Минск вчера. Смоленск – сегодня.
Порою спал по три часа.
А Карл насел, не унимаясь,
Решив вскорь на Москву идти!
Я ж, выходы искать стараясь,
Чтоб ситуацию спасти,
Готов был Ингрию оставить,
Чтоб мир на тот момент управить.
Пришлось сбирать в кулак все силы
Моей измученной России!
Но мы старались и смогли!
Я у Раёвки помню стычку,
Где увидал его лицо,
Когда нахрапом, по привычке
Загнали шведов мы в кольцо!
Как под Лесной был бой до ночи,
И новый день победу прочил,
Но Левенгаубт дёру дал,
Чего никто не ожидал.
Но мы-таки его догнали!
Мазепа предал, испугался,
Исполнив свой коварный план.
Монархам угодить старался
Противоборствующих стран.
Он к Карлу в лагерь перешёл,
Но вскоре свой конец нашёл…
Я ж наградил его по праву
За всю его дурную славу
Иуды орденом. Пусть так!
Господи, помогай всегда православным славянам, как бы их
не разбрасывала судьба по далёким местам и странам, собираться вместе
в годины лихие под единым знаменем Православной веры для защиты от
многочисленных ворогов наших! Ибо по одиночке биты будем — сие каждый
из православных народов уразуметь должен! А вокруг России собраться
можно всем православным. Россия-матушка всем рада и всех приголубит,
как родных, в ней всем места хватит. Но уж коли целуют крест на веру,
так уж пусть живут как хотят, а защищаться вкупе надобно! Предателям
же, как Мазепа, особливо тайным — позор всеобщий уготован будет.
Лицо Царя вдруг всё перекосило,
Рукою нервной он эфес перебирал,
И очевидно, что сдержаться был не в силах,
И на всю церковь во весь голос заорал:
—Меня ты слышишь, враг лукавый,
Упрямый и самонадейный Карл?
Я помню, как ты под Полтавой,
Сверкая пятками, бежал!
Ты слышишь? Хрен тебе – Россию!
Иль возомнил, что ты – мессия,
И мог наш русский дух сломить?!
Я поумерил твою прыть
И всех твоих хваленых шведов!
Пётр сел на стул и помолчал немного,
Пытаясь силою свой жаркий пыл смирить.
А после быстро встал и, обращаясь к Богу,
Продолжил снова уж степенно говорить:
—Прости же, Господи! Сорвался!
Как будто было год назад.
В душе надолго след остался.
Те ж, кто погиб, уж вечно спят.
Да-а-а-а… Под Полтавой жарко было,
И битва та переломила
Со шведами весь ход войны,
Дав передышку для страны
И перемену в настроении.
Сначала Карл прорвал редуты
И нас серьезно потеснил.
Мы ж, не теряя ни минуты,
Зайти старались шведу в тыл.
Рвалась и конница отважно,
И Ренцель с Меньшиковым важный
В победу завершили вклад,
Внеся в ряды врага разлад.
И шведы вскоре побежали!
Всё до полудня завершилось,
Взошла счастливая звезда!
Виктория благоволила
Спасению русских войск тогда!
Победы жаждали — не мира!
Но привкус горьким был у пира
И нами вырванной победы!
Э-э-эх, человеческие беды:
Война, посеявшая смерть!
Господи, спасибо тебе за то, что ты укрепил меня в те сложные дни для России и помог сберечь земли русские, в честных баталиях завоеванные, удержать славные грады на море Балтийском, и благоволил учинить Великую победу над войском шведским под Полтавою.
Всегда монарха окружение
Вершит историю страны!
Победы их и поражения
Для всех становятся видны:
Быстры ль они, честны и смелы?
Какое отношение к делу?
Число какое неудач
Из всех поставленных задач?
Ведь судим мы по результатам.
Своей команде генералов
В те дни всецело доверял.
Когда осадой Выборг брали,
То мой любимый адмирал
Апраксин был зело отличен!
А уж к триумфам был привычен
Мой Шереметьев — первый граф,
Да Алексашка – вертопрах!
И как искусно шведа били!
Да, много полегло народу,
Когда свой строил Парадис!
И мысли вскачь, не зная броду,
Конями резвыми неслись!
Опять война. Султан османский
Свой вызов бросил басурманский.
Я ж, чтобы был в делах догляд,
Указом правящий Сенат
В столицах за себя оставил.
Стыжусь я Прутского сражения.
Как вспомню, на душе – тоска…
Тогда попали в окружение
При Фальцах русские войска.
Визирь нам дал уйти, но всё же
Как в жизни тяжело, о Боже,
Почувствовать порой бессилие.
Не за себя, а за Россию
Пришлось колени преклонить.
Карл подлый прятался в Бендерах:
Прижали мы ему хвоста!
Меня ж бросала жизнь к барьеру
С войсками в новые места:
То в Померанию, то в Польшу,
То в Данию… Был верно дольше
Я в дальних воинских походах,
Чем на родной земле. Исхода
Войне не виделось ничуть.
Я помню: в этом самом зале,
Почти тринадцать лет назад
Мы с моей Катей обвенчались,
Её влюбленный нежный взгляд…
А ныне свет иных огней
Внутри супружницы моей!
Она ж теперь Императрица!
И ныне как меня боится,
После измены-то своей!
Война лихая мне роднее!
По сути, я в душе – моряк!
В бою открытом всё честнее:
Вот здесь – свои, а это – враг!
Не то, что подлость и измена,
Терзающие непременно
Исподтишка, когда не ждёшь,
Когда всё, как привык, ведёшь,
Вдруг бац! – ушат зловонной грязи!
Ах, лучше о морских сражениях
Я расскажу сегодня тут!
Ведь при твоём лишь вспоможении
Викторию нам дал Гангут!
В Тверминской гавани отважно
Морской встал шведский корпус важно,
Но русский наш галерный флот
В безветрие пошёл вперёд,
Чтоб подойти как можно ближе.
В прорыв – Змаевич и Апраксин!
Мы с Вейдом – следом в абордаж!
Сей день триумфа был прекрасен!
Объял победный нас кураж!
Швед бедный аж опешил малость,
И сдаться лишь ему осталось.
Нас ждал стремительный успех:
Пленили разом сразу всех!
И даже «Элефант» хваленый!
Рождение и смерть – подруги,
А радость – временный причал.
Всем нам ниспосылают муки,
Чтоб каждый чуть мудрее стал.
За что ж детей Ты забираешь,
И почему им позволяешь
В столь ранний жизни час уйти,
Не дав свой долгий путь пройти?
Душа так стонет от потери!
Младенец Саша, после Катя…
За что такую мне судьбу?!
Наташу помню в белом платье
В дощатом маленьком гробу,
А после Маргариту тоже,
Петра! Скажи, за что мне, Боже,
Такой отцовский тяжкий крест?!
Иль за убийства твой протест?
За все грехи земные кара?
Император со вздохом упал на колени,
К сердцу правую руку, волнуясь, прижал.
На стене в свете мы разглядели по тени,
Как в рыданиях он непрестанно дрожал.
Пётр плакал в тиши полумрачного зала,
Мы ж, в укрытии спрятавшись, еле дыша,
Сами плача, смотрели, как больно рыдала
В императоре грозном живая душа!
—Алёшка! Вот мой грех великий –
На смерть сам сына осудил!
Себя ж клеймом я страшным, диким
Сыноубийцы заклеймил!
Сначала не терял надежды,
Что будет всё, как было прежде,
Но против он пошёл отца,
Во лжи погрязнув до конца,
Боясь лишь гнева и обличья.
—Я испугался! Отче, слышишь? Испугался,
Что дело жизни прахом всё пойдёт,
То, что крупицами я собирать старался,
Растратится, зачахнет и умрёт.
Сидеть в России, как сычи,
И печь привычно калачи
В боязни к новому всему?
Хотели так? В толк не возьму.
Не будет, как уж прежде было!
Пётр поднялся с колен, монолог продолжая,
И прошёл до двери, а потом к алтарю.
Молча, взглядом пытливым его провожая,
Всем вниманием мы обратились к царю!
—Позор! Позор! Что кровь одна?!
Превыше: честь и дело свято!
Измена есть для всех вина,
Неотвратима и расплата!
Процесс затянут был и сложен,
Но выход с честью невозможен.
Я не простил бы никому,
Пусть даже сыну моему
Сей заговор! Но сердце щемит!
Всю свою жизнь я воевал!
Ништадтский мир – венец стараний -
Дал ненадолго мне привал
От северных завоеваний.
Мне титл великий был предложен,
Я в храме был рукоположен.
Пусть с этим званьем похожу.
России верно я служу –
Будь капитан иль император!
Без дел военных мне — тоска,
Когда нет цели в схватке близкой.
И вскоре уж свои войска
Я снарядил в поход Персидский,
Чтоб через Каспия пути
России в Индию идти,
И расширять свои границы!
А мне же надо торопиться,
Успеть побольше для страны!
Чтоб не кичился бы предатель,
Больной не мучился б в слезах,
Я знаю, Ты ведёшь, Создатель,
Меня фарватером в делах.
Я учинил указ взрывной -
Пронёсся шквалистой волной,
Что не родство – едино средство,
А польза делу для наследства
Престола, думаю, важней!
Дела по внутреннему плану
Вершил уж я в своей стране,
Писал указы беспрестанно -
Всё интересно было мне!
Поднял заводы на Урале,
Чтобы металл они давали,
Мануфактуры учинял,
И начал Ладожский канал:
Хотел для Родины величия!
Всегда радел я за культуру,
За просвещенья мудрый свет!
Печатать стал литературу
И выпуск учинил газет,
Дворян учиться я отправил
И школы разные управил.
Мечтал, чтоб человек наш русский
Был бы в науке и искусстве
Сильней, чем немец их любой!
Пётр быстро шагал в полумраке церковном,
И тревога была на монаршем лице.
Его голос прорвался усталый, неровный,
Взгляд холодный, как будто отлитый в свинце!
—Правда лучше ясна лишь в страдании.
Что ворам? — Пусть возрадует плоть!
Чтоб увидеть в глазах покаяние,
Вразуми, что их всех заколоть?
Иль в Сибирь их сослать лет на двадцать?!
Надо с жизнью навеки расстаться
На Руси, чтобы красть прекратить!
Раз хотят, то тому так и быть:
Хватит сил, чтобы коршунов вывесть!
Тащат все, не взирая, на лица,
Учиняя обман и разврат!
И не думают остановиться,
Даже мой приближенный Сенат!
Россия в горле им застрянет!
Возмездия горький час настанет!
И Алексашка, тож мне, — хват!
«Мин Херц!» — мол он не виноват.
Сам есть же казнокрад первейший!
Воруют многие в России,
У нас искони повелось!
По чести жить они бессильны,
Лишь место б воровать нашлось.
Ну сколько ж надо одному?!
Сие в толк верно не возьму:
Дворцы, кареты, слуги, яства!
Как будто красть не святотатство,
И им всё спишется легко?!
Господи, спаси нашу Россию — Матушку от воров и дураков и дай Отчизне нашей властителей, не стяжающих личную выгоду и славу лишь себе, а таких, которые станут преумножать общее благо, в угоду славе народа русскаго.
Не знаем: кто укажет броды,
Кто рядом есть, не предадут?
Ты только чуть им дай свободы,
Тебя же в миг они сожрут:
С улыбкой попросту подставят
Или за завтраком отравят.
Что за великие напасти
Среди людей – желание власти!
И где же выход, Боже мой?
Несчастье, Отче! Все дерутся!
Какой-то всех объял дурман!
Куда бы нам ни обернуться,
Повсюду алчность и обман!
А те, кто грызться не умеют
И мир больной в душе жалеют,
Живут кто с чистыми руками,
Слывут в народе дураками
Иль невезучими сто крат!
На этом слове в церковь вдруг ворвался
В плаще заснеженном мужчина средних лет,
Воскликнув: «Слава Богу! Ужно отыскался!
С ног сбились все, что Государя – нет!»
—Кто меня ищет нынче, Алексей Василич?
—Весь двор, Императрица и Толстой,
И, знамо, князь светлейший Алексан Данилыч!
Пётр осадил его вверх поднятой рукой.
—Ступай! Скажи там всем, что скоро буду!
Недолго им уже осталось ждать.
—Пётр Алексеич, у Вас сильная простуда!
В постели Вам бы надобно лежать!
—Еще успеем! Со здоровьем всё в порядке!
Мужчина вышел. Наступила тишина…
Через окно в зал церкви пролилась украдкой
Лучом холодным одинокая луна…
—Эх, Катя, Катя, сдюжишь, нет ли?
Их ставки, видно, на тебя!
А мой удел – скорее в петлю?
Так, видно, коршуны хотят?
Но мое имя не убьёте!
А свой конец скорей найдёте!
Перегрызетесь вы за власть,
Чужой напившись кровью всласть!
Лишь, Отче, в вечности есть выход!
Власть абсолютная – не благость,
А испытание. Боже мой,
Вершить людские судьбы в тягость
Мне с шибко трезвой головой.
И чтоб с ума-то не сойти,
Велю нет-нет произвести
Я машкерады и потехи,
Салют и пьяные утехи,
Чтоб посмеяться над собой.
Пройдут небыстрые года.
Господь-владыка, сделай милость,
Чтобы взошедшая звезда
России вдруг не закатилась!
Не дай шакалам растащить
И в прах никчёмный превратить
Её несметные богатства!
Лелей же патриотов братство,
Готовых головы сложить!
О, наше мужеское счастье,
Когда среди спокойных лет
Наполнит снова юной страстью
И торжеством былых побед
Нас женщина! Кто любит душу
И будет, улыбаясь, слушать,
Своею лаской нас балуя
И в губы трепетно целуя,
Заставит нас забыть весь свет!
Мне повезло! Мой ангел нежный –
Мария. Свет её очей
Мне дарит океан безбрежный
Любви пылающих страстей!
Я как мальчишка с ней волнуюсь,
Как раб: прикажет – повинуюсь.
Не каюсь, Отче! Счастлив я
В сии минуты бытия,
Когда Марию обнимаю.
Ценю я боле, что умна,
Что тяга у Марии к знаниям.
Она похожа на меня
Своими жаждой и старанием…
И главное: неравнодушна,
Хотя по-мудрому послушна.
Скучаю ныне я по ней,
По нежной девочке моей.
Надеюсь, что еще увижу.
Живой единственный мой сын,
Мой город, мой правопреемник!
Остался из мужчин один,
Ты – мой единственный наследник!
Расти, неколебимо стой
И славься! Главною мечтой
Моей при жизни ты остался,
И каждый год преображался!
Люблю тебя, мой Парадис!
Ты берега соединишь
Свои чугунными мостами
И эту землю освятишь
Церквей вознёсшихся крестами!
Меня Россия не забудет,
Пока стоять на рейде будет
Среди холодных невских вод
Балтийский наш могучий флот!
Сей результат стараний долгих.
Господи, дай процветания городу славному, нареченному Санкт-Петербургом, по имяни Святого Петра, ангела-хранителя моего. Огромные средства, великое множество сил народа русского и душу свою положил я на создание этого Парадиса земного. Так пусть славится в веках северный град сей российский — врата морские из Европы в державу нашу!
Мечты иные приоткрою:
Пройдет немало лет и дней,
И в небо над Россией взмоют
На крыльях тыщи кораблей,
И над землею пронесутся,
И шкиперы на них найдутся!
В России смелой мысли быть -
Её в острог не заточить,
Покуда в русских дух бунтарский!
И наша мощная страна
Не землями и расстоянием -
Должна наукой быть сильна,
Людьми, стяжающими знания!
Ученым должно быть почётно,
И жить достойно и вольготно.
Чтоб развивать у нас науку,
Начально приложил я руку
К сему важнейшему из дел!
Вершим словами и делами
Историю своей страны.
Не коршунами, а орлами
Останемся мы ей верны,
Руси великой и свободной!
И наше рвение не бесплодно:
Растущих патриотов племя
Своё осветит вскоре время,
От нас впитав сию Любовь!
Я делал в жизни, что хотел,
Не чуя часто угрызений.
Сегодня, видно, заболел –
Хочу я попросить прощения
У всех, кому я сделал больно.
Простите ныне! И довольно.
Грехи мне, Отче, отпусти
И путь дальнейший освяти,
Конечно, если счтёшь достойным.
А, коли – нет, что ж, жил, как жил –
Дитя болезное под небом,
Историю страны вершил,
И вряд ли скажут, мол, что «не был»!
Мы все уйдем: и вор, и гений
На суд грядущих поколений!
Итог монарших же путей
Прочесть возможно из статей
Газет, лет скажем через двести.
Дверь распахнулась, и вошёл сановник важный –
Был весь растрепан непогодой на ветру.
Волнуясь, видно, но по-дружески вальяжно,
На полусогнутых приблизился к Петру.
—Мин Херц, давно все сбились с ног -
Куда надолго отлучился!
Искал тебя и весь продрог -
Где ж, думал, ты запропастился.
Пора! Пора! Императрица ждет!
—Ты ж, хитрый лис, и рад стараться!
Сановник под руку ведет
Петра ко двери одеваться.
Они ушли. Все заблестело вдруг огнями!
Нас над землей легко подняло прямо ввысь!
В тоннеле света мы волшебными путями
Куда-то в небо, взявшись за руки, неслись!
После всего морозным утром мы очнулись
В Санкт-Петербурге в свете солнечного дня.
Под чьим-то взглядом твёрдым вмиг мы обернулись –
Пред нами Пётр в седле огромного коня!
Простер он руку, город свой оберегая!
Нам показался Пётр живым со стороны!
Он посмотрел на нас, уверенность вселяя
И гордость за Величие Страны!
Февраль-март 2014 г.
ИЗРЕЧЕНИЯ ПЕТРА ВЕЛИКОГО
«Когда Государь повинуется закону, тогда не дерзнет никто противиться оному!»
«Незнанием закона никто не отговаривается.»
«У нас не вор — значит глуп, и честь — не в чести, честь только б над другими величаться.»
«Имейте в сражении перед очами вашими правду.»
«Кому деньги дороже чести, тот оставь службу!»
«Кто не верует в Бога, тот либо сумасшедший или от природы безумный. Творца по творениям познавать должно.»
«Когда слова несильны о мире, то сии орудия метанием чугунных мячей неприятелям возвестят, что мир сделать пора.»
«Оградя Отечество безопасностью от неприятеля, надлежит стараться находить славу Государству через искусство и науки.»
«Советую вам помнить латинскую поговорку: ora et labora (молись и трудись) и твердо надеяться, что, может быть, ещё на нашем веку вы пристыдите другие образованные страны и вознесёте на высшую степень славу русского имени.»
«Военное дело — первое из мирских дел, яко важнейшее для обороны своего Отечества.»
«Всякий начальный человек и солдат должен и обязан товарища своего от неприятеля выручать, пушку и знамя елико возможно оборонять, коли ему люба жизнь и честь его.»
«Кто знамени присягал единожды, тот у оного и до смерти стоять должен!»
«Могу ли я приказывать кому-то идти вперёд, если сам не буду впереди всех?»
«Победу в войне обеспечивают добрые порядки, храбрые сердца, справное оружие.»
«Потерянное оружие возвращается, но нарушение данного слова невозвратно!»
«Благополучие Отечества есть благополучие моё, а затем, что Бог пошлёт. На Него уповаю я!»
«Есть желание — тысяча способов; нет желания — тысяча поводов!»
«Указую боярам в Думе говорить по ненаписанному, дабы дурь каждого видна была.»
«Выше всех добродетелей — рассуждение, ибо всякая добродетель без разума — пуста.»
«За признание — прощение, за утайку — нет помилования. Лучше грех явный, нежели тайный.»
«Мир — хорошо, однако при том дремать не надлежит, чтоб не связали рук, да и солдаты чтоб не сделались бабами.»
«Менее низкости, более усердия к службе и верности ко мне и Государству — сия-то почесть свойственна царю.»
«Знатное дворянство по годности считать.»
«Не добро есть брать серебро, а дела делать свинцовые.»
«Легче всякое новое дело с Богом начать и окончить, нежели старое и испорченное дело починивать!»
«Если бессчастия бояться, то и счастия не будет!»
«Победу решает военное искусство и храбрость полководцев и неустрашимость солдат. Грудь их — защита и крепость Отечеству!»
«Наша коммерция и без того как больная девица, которой не должно пугать или строгостью приводить в уныние, но ободрять ласкою.»
«Надлежит законы и указы писать явно, чтоб их не перетолковать. Правды в людях мало, а коварства много.»
«Неблагодарный есть человек без совести, ему верить не должно. Лучше явный враг, нежели подлый льстец и лицемер; такой безобразит человечество!»
«Все прожекты зело исправны быть должны, дабы казну зрящно не засорять и Отечеству ущерба не чинить. Кто прожекты станет абы как ляпать, того чина лишу и кнутом драть велю!»
«Гоняйтесь за дикими зверями сколько угодно: эта забава не для меня. Я должен вне Государства гоняться за отважным неприятелем, а в Государстве моем укрощать диких и упорных подданных.»
«Кто станет говорить речи, другому — не перебивать, но дать окончить и потом другому говорить, как честным людям надлежит, а не как бабам-торговкам!»
«Я знаю, что я подвержен погрешностям и часто ошибаюсь, и не буду на того сердиться, кто захочет меня в таких случаях остерегать и показывать мне мои ошибки.»
«Я предчувствую, что россияне когда-нибудь, а может быть, при жизни нашей пристыдят самые просвещенные народы успехами своими в науках, неутомимостью в трудах и величеством твёрдой и громкой славы!»
«Забывать службу ради женщины непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели пленником на войне; у неприятеля скорее может быть свобода, а у женщины оковы долговременны.»
«Я почитаю заслугами своими Отечеству доставших себе знатность и уважаю их потомков; но тот, однако же, из потомков знатных родов заслуживает презрение моё, которого поведение не соответствует предкам их; и дурак сноснее в моих глазах из низкого роду, нежели из знатного.»
«Пусть кто хочет утаивает товары; он своею утайкою больше подвергается опасности, нежели моя казна. Можно описывать в казну только те утаенные товары, которые будут найдены. Кто меня девять раз обманет, а в десятый раз будет пойман, тот заплатит мне вдруг столько, сколько он в девять раз утаил и у меня украл.»
«Кости точу я долотом изрядно, а не могу обточить дубиною упрямцев!»
«Врачую тело свое водами, а подданных примерами, и в том и в другом исцеление вижу медленное. Всё решит время… На Бога полагаю надежду.»
«Я не хочу совесть свою иметь не чисту пред Богом, дабы доносам без испытания поверить».
«Страдаю, а всё за Отечество! Желаю ему полезное, но враги демонские пакости деют. Труден разбор невинности моей тому, кому дело сие неведомо, Един Бог зрит правду.»
«Болезнь упряма, знает то натура, что творит, но о пользе Государства пещись надлежит неусыпно, доколе силы есть!»
«Видишь, братец, я и царь, да у меня на руках мозоли, а всё от того: показать вам пример и хотя бы под старость видеть мне достойных помощников и слуг Отечеству.»
«Говорят чужестранцы, что я повелеваю рабами, как невольниками. Я повелеваю подданными, повинующимися моим указам. Сии указы содержат в себе добро, а не вред Государству. Надлежит знать народ, как оным управлять, усматривающий вред и придумывающий добро говорить может прямо без боязни. Свидетели тому — вы. Полезное слушать рад я и от последнего подданного. Доступ до меня свободен, лишь бы не отягощали меня только бездельством и не отнимали бы времени напрасно, которого каждый час мне дорог. Недоброхоты и злодеи мои и Отечеству не могут быть довольны, узда им — закон. Тот свободен, кто не творит зла и послушен добру.»
«Не завидую обогащению неприятеля моего, а скорблю о обиде друга моего. Не золота ищу, но помню, что царь есмь.»
«Я ведаю, почитают меня строгим государем и тираном. Ошибаются в том не знающие всех Обстоятельств. Богу известны сердце и совесть моя, колико соболезнования имею я о подданных и сколько блага желаю Отечеству. Невежество, упрямство, коварство ополчались на меня всегда, с того самого времени, когда полезность в Государство вводить и суровые нравы преобразовать намерение принял. Сии то суть тираны, а не я. Честных, трудолюбивых, повинующихся, разумных сынов Отечества возвышаю и награждаю я, а непокорных и зловредных исправляю по необходимости. Пускай злость клевещет, но совесть моя чиста. Бог судию мой!»
Степанов Андрей Валерьевич
